Как бы то ни было, две куклы у меня мальчики. И они вместе. И это значит, что они геи
Один хороший человек, который Нина - muna-san, помог мне выбрать фотографию с Соной для фб и попутно смотивировал что-нибудь про него написать. Пинки-бро всегда знает, как пнуть другого Пинки-бро, так что написала я быстро.
Алсо, ничего толком не вычитано, так что ошибок может быть море.
Да и это не фик - просто небольшая, кривая во все поля зарисовка. :3
И да, она сильно сопливая.
Тык-тык
Когда я понял, что люблю его?
Ах да, точно…
То была ночь перед рождеством. Мы засели у него на квартире – набили животы китайской лапшой с доставкой на дом, залили это все холодным кофе. Разговор как-то не клеился. Адамант не острил как обычно. И лишил весь диалог этой его «садисткой фишки» - раскрывать кровавые подробности будущих книг. Он молчал, отвечал односложно и смотрел куда-то в сторону, совсем не на меня.
Весь день сам по себе выдался крайне скверным, а я могу за это ответить в любом суде планеты Земля – покупки подарков к Рождеству всем своим знакомым – дело нешуточное. Я с самого утра бродил по магазинам в гордом одиночестве. Хотя как сказать – если толпу, кишащую молодыми дамами и кричащими детьми можно назвать «одиночеством», то да, это было именно оно. Так вот. Завершил свой бравый поход я уже к закрытию центра и около двенадцати ночи был на пороге этого мужчины – надеялся на понимание, массаж, и какой-никакой минет. А в итоге мне достался уткнувшийся в самого себя старпер.
К такому жизнь меня, ей Богу (которого нет) совершенно не готовила. Даже мое (сделанное из вредности) заявление о том, что я принялся читать «Темную башню» и образы у Кинга оказались куда более яркими, чем в его недавнем романе было самым наглым образом проигнорировано! В итоге за отвратным ужином последовало не менее отвратное отсутствие даже маленького, ну самого малюсенького намека на секс. Я уж было решил, что со мной что-то не так и слишком продолжительное пребывание среди беснующихся мамашек заразило меня чем-то дурным и теперь я мутирую в рождественского зомби – еще пару дней, и начну с упоением развешивать над камином носки и подтирать сопли детишкам. Буэ! Я даже душ дважды принял в профилактических целях. Но нет, мой угрюмый демон всея Большого Яблока был непреклонен.
Дами завалился на свою непомерно гигантскую постель, повернулся к окну лицом – ко мне, естественно, спиной, и буркнул короткое:
- Спокойной ночи.
Я (стоя в одном полотенце, между прочим) совершенно ошалел. Моя гордость подняла свой треугольник и забила по нему гвоздем нервное тремоло. Остатки моего желания узнать о том, как же прошел его день, и чем именно ему долбанули по башке, испарилось и я, с непомерно важным видом улегся на постель, не проронив ни слова. Бесит.
И что же такого особенного можно найти в человеке, который вел себя как задница со своим любовником, ничего толком не объяснив, что после этого этот самый «прекрасный, несомненно самый умный, талантливый и просто божественный в постели» любовник испытал такой прилив теплоты, что сумел назвать это лишь одним словом – любовь?
Можно сказать, что не только мое мнение о нем, но и весь мой циничный мир перевернулся чуть позже.
Адамант разбудил меня спустя час или два. Я сразу понял, что это он, ведь это единственный человек, который мог воспользоваться самым безобразным способом, чтобы вырвать человека из сладеньких объятий Морфея – защекотать ребра так, что после пробуждения они не на шутку разболелись. И весь последующий день я смаковал свое счастье вперемешку с этой невозможной болью.
Постараюсь упразднить все мои отступления. Ведь на данном этапе вся наша с ним история обрывается и появляется что-то новое – что-то такое, что ни я, ни он не могли вообразить.
Когда картинка обрела четкость в свете гирлянд, что украшали елку, наряженную еще неделю назад, я различил Адаманта. Он сидел на стуле, совершенно голый. Его волосы были похожи на гнездо. Угольные вихры торчали во все стороны, лезли в глаза, касались губ, изогнутых в полуулыбке. Дами держал акустическую гитару. Первые секунд двадцать (я не считал, но не слишком долго) я был убежден, что все это – дурацкий сон. И даже собрался снова лечь спать, но меня остановил его как совершенно реальный голос.
- Если ты вырубишься, то я долбану по тебе этой гитарой, - пообещал он и я тут же сел ровно.
- Ты что, собрался в музыканты податься? – сонно хохотнул я.
- Ага, конечно, - он провел пальцами по деке гитары, ухмыльнулся, - буду колесить по стране, распевая частушке о тебе и твоем идиотизме.
- Баран! – Возмутился я, – вот хоть раз бы назвал меня ласково для разнообразия.
Дами скорчил недовольную гримасу.
- Если тебе нужны всякие «мальчики, зайчики, малыши и солнышки», то дуй к кому другому. Я из этих, знаешь… Думаю, что у мужчины должна оставаться такая штука – член называется.
- Да-да, - моя улыбка оказалась заразительной, и Дами заулыбался вновь. Он покрутился на стуле.
- Не холодно? – поинтересовался я из вежливости.
- Все яйца отморозил, - признался Адамант. Он поднялся и пересел на постель: так близко, что мои ступни касались его бедер. Его белая кожа показалась мне до неприличия горячей. Возбуждение искрой проскочило по телу, но даже оно понимало, что сейчас это что-то лишнее. Обстановка в этой комнате сложилась интимная; мне даже стало немного неловко. Было ясно, что Дами ощущает себя так же.
- Это твой подарок, - коротко пояснил Адамант, кивком указав на гитару. И я уж было подумал, что он решил подарить мне инструмент. Но Дами не был бы востребованным писателем, ну умей он преподносить «крышесносные» сюрпризы.
Он кашлянул, коснулся струн, и заиграл. Аккорд за аккордом, немного неловко, неровно. Иногда пальцы слетали, ноты выскакивали из мелодии, но это было совершенно неважно – как искренне это было. А потом он запел. И я только сейчас понял, что исполняет он одну из наших любимых песен.
«Tomorrow Never Dies» звучал странно и будь это кто-то другой, я бы прервал его на «полуноте» и попросил удалиться.
«Кто-то другой…», - повторил я свои мысли и замер, слушая уже не просто песню, а признание мне, мне! Мне, совершенно неумелому, порой неуклюжему, глупому, неэрудированному и временами до чертиков эгоцентричному: признание! Признание в чем-то большем, чем желание идти по жизни бок о бок. В ту ночь я понял, нет, я услышал, что Адамант мне безраздельно доверяет. И пусть слова песни были немного о другом, он хотел сказать мне именно это.
Обнаженный, невозможно красивый, с гитарой и блестящими от волнения глазами… Адамант. Я запомнил каждый дюйм этой песни и пообещал себе, что это воспоминание я буду хранить также бережно, как и память о матери, ее последнем концерте, ее улыбке.
Закончив, Адамант тут же отложил гитару в сторону. Сейчас, с обнаженным хозяйством он ощущал себя смелей и значительно уверенней, нежели с обнаженной душой. Будто убрав инструмент, он вновь вернулся в себя, в свою зону комфорта. Но отголосок того Адаманта – открытого и смущенного – все еще был между нами. И будто силясь сберечь его хоть чуточку дольше, я крепко обнял Дами и шумно выдохнул, когда его руки притянули меня в ответ.
В ту ночь я больше не проронил ни слова. Ровно, как и он.
Мы занялись сексом (да-да, свой оздоровительный минет я все-таки получил!) и, укладываясь спать, так непривычно для нас обнялись. Обычно это душно и совершенно некомфортно, но в этот раз между нами произошел какой-то негласный диалог и, засыпая, мы разделили один сон на двоих.
Сон, в котором я слушал, как он дышит мне в загривок. Как я шепчу тише, чем звучат чужие мысли, такие невозможные для меня слова.
Я люблю тебя.